Tue,
27 Mar 2001
Рэп определяется как сиэнэн для черного человека. Ну конечно, по жизни это не совсем все так. Сиэнэн, да и другие ему подобные, гонят тебе пеструю картинку с нарочито нулевым эмоциональным содержанием, так что она проходит мимо сознания белого зрителя, которому становится совершенно все равно, фейерверк ли в небе рассыпается, ракеты ли летят на головы несчастных жителей Багдада, последняя ли советская космическая станция, подобно памятнику Ленину, разваливается на кусочки и сгорает синим пламенем. Рэп – не то, слушатель рэпа впитывает информацию душой и телом. Слушатели, слитые в духовный монолит единым эмоциональным потоком, ощущают оргазм, как при групповом сексе, когда твои счастливые мгновения повторяются в глазах твоих соплеменников, твоих братьев и сестер, с которыми ты бессмертен и непобедим. Духовность – вот это и есть.
Рэп и есть тот новый вид искусства, который объединяет людей в их добрых чувствах. Другое дело, что на русскую почву привить его непросто, для рэпа как бы нужен негр.
Сергей Козлов и есть тот негр, который привил русской культуре рэп. Без какового теперь русская культура не сможет жить.
Я знал мать Сергея. Лолита Рикардовна Козлова, урожденная Мамедова. В 1957-м году ее папа приехал с Кубы, тогда еще капиталистической, на Московский Фестиваль. Мама ее была водителем троллейбуса, только что окончила троллейбусное училище. Кубинский негр Рикардо весь фестиваль провел, катаясь в троллейбусе и глазея на будущую лолитину маму. Видно, глазением дело не кончилось, потому что в 1958-м родилась Лолиточка, далеко не одна среди массы других московских мулатов и мулаток того времени. В 1962-м году Рикардо приезжал в Москву, с делегацией революционных кубинцев, и хотел даже жениться, да как-то не вышло. Больше не приезжал, но в 1972-м прислал дочери пластинку с собственным переводом и исполнением песни Окуджавы "последний троллейбус" – "эль ультимо тролейбУс пор ля калье пасА" – с такими же чудовищными ударениями, как у Яноша Кооша в "чОрный маленький поЕзд зАбраль маю милюЮ, будэт лЮбов новаЯ, но не ИзменяЭтса песнЯ..," – но Коош, по крайней мере, не на своем родном языке пел.
В 1958-м году имя Лолита не имело той скандалезной коннотации, каковая его стала сопровождать лет 13 спустя, как раз к тому самому возрасту. А тогда единственную Лолиту знал и любил советский народ – Лолиту Торрес. Вот в честь ее. Да поди теперь объясни.
В 1976-м молодой ленинградский ученый-кибернетик, защищавший диссертацию в подмосковных Подлипках, женился на мулатке (и стал таким образом москвичом); в 1977-м у них родился сын Сергей, который унаследовал и горячую любовь к танцу, и ленинградское высокомерие, и московское панибратство. Впрочем, недолго он пробыл москвичом – в 1986-м отец, уже доктор наук, переехал в Ленинград, чтобы возглавить отдел "механической руки", первоначально предназначенной для "Бурана", но которую после неудачи с "Бураном" питерские умельцы обещали партии срочно приспособить для Чернобыльских нужд.
Сергей поступает в знаменитую гимназию в Ковенском переулке, а также посещает кружок Лейкина и учится писать стихи. Будучи чуть моложе основного состава лейкинского кружка, Сергей не привлекает какого-либо внимания кружковой общественности. Кроме того, он, его стихи, настолько отличаются от всего, что понимают, что способны видеть окружающие... как магический африканский квилт от морозных узоров на стекле. Узоры на стекле видят все, а увидеть, глядя на пестрый ковер, скачущих по саванне зебр и двух жираф, покачивающих в отдалении головами, и льва, спрятавшегося за баобабом, и паряшего, косящего глазом куда-то вправо коршуна, и блоху, торопливо пересекающую пролысину на голове этого коршуна, увидеть все это – нужен глаз да глаз, и не замыленный притом.
Другое дело, что задача поэта – дать читателю какой-то шанс стать таким зрителем. Вот этому надо учиться и учиться.
В начале 1990-го Сергей практически бросает школу и погружается в мир андерграунда – впрочем, частично, деля время поровну между знаменитой кочегаркой "Камчатка" и Библиотекой Академии Наук – расстояние между этими двумя центрами питерской культуры чуть больше километра. В это время он пишет много стихов, но я не уверен, что мы эти стихи когда-нибудь найдем. В августе погибает единственный друг Сергея – Виктор Цой, и Сергей бросает дом, уходит странствовать.
Время от времени доносятся от него известия – то он в Абхазии, то в Туркмении, то в Мезени. Где-то к 1996-му характер сообщений меняется. Теперь Сергей нашел свой язык, и пробует его. Проведя всю зиму 1996-1997 года в Котласе, Сергей становится центром культа. Рэп – новое явление для Котласа, но у Сергея – особая форма рэпа, русский рэп, слушая который, человек как бы находит себя как часть чего-то непрерывного, и понимает, что все остальное как бы не вполне существует. Однако, вместо индивидуального, характерного для западного типа восприятия, здесь восприятие – коллективное, многократно усиленное, проходящее через коллективную эмоцию, при этом – не отупляющее, а просветляющее.
После Котласа следующую зиму Сергей проводит в Рыбинске, затем – в Лодейном Поле, затем – в Смоленске. Весной 2000 года Сергей приезжает в Питер, на похороны скончавшейся от рака Лолиты Рикардовны.
Почти год продолжалось его молчание.
Но с начала марта Сергей снова вышел на сцену, теперь уже – в Петербурге. Народ ломится, причем – самого разного возраста и культурного бэкграунда. Кто-то называет его Кашпировским. Да нет, он не Кашпировский. У него все ходы записаны – читайте! Теперь вы и сами можете!